Выткался на озере алый свет зари

Главный недуг

Друзья и знакомые поэта сходятся во мнении, что алкоголизм Есенина и стал первейшей причиной его преждевременного ухода «в ту страну, где тишь и благодать».

Сам поэт, отвечая 5 декабря 1925 года на вопросы при заполнении амбулаторной карты, в графе «Алкоголь» ответил: «Много, с 24 лет». Там же рукой лечащего врача безжалостно выведено: «Delirium tremens. Белая горячка, halluc. (галлюцинации)».

В начале своей богемной жизни молодой здоровый организм рязанского парня справлялся с обязательными тусовочными возлияниями. Есенину даже удавалось организовывать «разгрузочные» дни. В 1921 году он с удовольствием отмечает в письме своему другу Анатолию Мариенгофу: «…так пить я уже не буду, а сегодня, например, даже совсем отказался, чтобы посмотреть на пьяного Гришку. Боже мой, какая это гадость, а я, вероятно, еще хуже бывал». Но надолго поэта не хватало. В последний год своей жизни Есенин стал, по выражению того же Мариенгофа, «человеком не больше одного часа в сутки. От первой, утренней, рюмки уже темнело сознание».

В 1922 году Сергей Александрович жалуется в письме своему поэтическому «наставнику» Клюеву: «Очень я устал, а последняя моя запойная болезнь совершенно меня сделала издерганным».

Будучи в Америке с супругой Айседорой Дункан, Есенин допивался до эпилептических припадков. Справедливости ради надо сказать, что не только от количества выпитого виски, но и от его качества. В то время Америку сотрясал «сухой закон», потому с утра приходилось принимать на грудь самогонные суррогаты. А. Дункан в газете «Геральд Трибьюн» писала, стараясь хоть как-то выгородить мужа и объяснить пьяные шабаши с битьем зеркал в отелях: «Приступы душевного расстройства, которыми страдает Есенин, происходят не только от алкоголя… а также отравления крови от употребления «запрещенного» американского виски, в чем я имею удостоверение одного знаменитого нью-йоркского врача, который лечил Есенина при подобных припадках в Нью-Йорке…».

Дайте мне на родине любимой,
Все любя, спокойно умереть.
Сергей Есенин, 1925

Это было убийство

О том, что Есенина убили, автор этой статьи, как и большинство читателей, не так давно только подозревал, догадывался, если угодно, почему-то верил. Но недавно стал заниматься изучением некоторых обстоятельств жизни Анны Ахматовой, особенно периодом жизни в Евпатории. Читая и перечитывая дневник Лукницкого "Акумиана", заинтересовался темой "Анна Ахматова и Сергей Есенин", стал писать статью, она все разрасталась, и в итоге выяснилось, что Ахматова и Лукницкий знали, что самоубийства не было. Конечно, прямо нигде в дневнике такое не написано, но внимательное чтение и анализ не оставляют в этом сомнений.

Многие авторы, и в частности В. Кузнецов, считают, что свидетельствам Лукницкого не следует доверять, что он был агент или осведомитель ГПУ. Об этом имеются данные бывшего генерала КГБ Калугина, ныне живущего в США. Думается, что гораздо больше оснований не доверять свидетельствам В. Эрлиха и других "друзей" Есенина. Лукницкий писал дневник для себя, и его периодически читала Ахматова. Лгать перед собой и Ахматовой он бы не стал, в противном случае Анна Андреевна нашла бы способ отказаться от встреч и бесед. А их было много, и значительный период.

Ахматова тоже не всем и не всегда говорила правду. Надо помнить в какое время и как ей пришлось жить. Но своему сыну, при своей внешней сдержанности, часто и суровости, свою правду передать сумела. И, в отличие от сына Мариенгофа, судьба хранила Льва Гумилева, у него нашлись силы перенести репрессии, тюрьмы, лагеря. Он прожил достойную жизнь и внес большой вклад в российскую науку и культуру.

Сама же Ахматова не симпатизировала Есенина как человеку и как поэту. По крайней мере, так она говорила, и такое мнение у всех, кто написал свои воспоминания об Ахматовой. Но на самом деле у нее с Есениным на протяжении многих лет ее жизни продолжался незримый спор и о жизни и о поэзии. Стихотворение, впоследствии названное "На смерть Есенина", было ею написано почти за год до смерти поэта. Оно не содержит даже намека на самоубийство, и впервые опубликовано в 1968 г. после смерти Ахматовой.

Фото из газеты с сообщением о смерти

Вполне возможно, что сталинские гонения по отношению к ней, во многом связаны и с этим стихотворением. Эти соображения укрепили убежденность в том, что поэт был убит, что были люди, знавшие об этом и не верившие в официальную версию. Среди них, конечно, сын Есенина Юрий, погибший от рук сталинских палачей, бывшая жена Есенина Зинаида Райх, зверски убитая в своей квартире при нераскрытых до сих пор обстоятельствах, ее муж Вс. Мейерхольд, вскоре после этого убийства расстрелянный. Уничтожены были крестьянские поэты, друзья и знакомые Есенина. ... Но остановимся на этом, все это только косвенные, наводящие факты. Они ничего не доказывают, как и стихи Есенина, воспоминания о нем, о его жизни, и т.п.

Поэтому ограничимся только относящимися к смерти Есенина документам и свидетельствам, будем их строго придерживаться, рассматривая объективно возможные версии, но в отличие от всех прежних исследователей и судмедэкспертов, воздержимся от выдумок и "экспериментов".

Обстоятельства обнаружения Сергея Есенина в петле на вертикальной трубе известны из акта милиционера Горбова и показаний свидетелей. Они неоднократно описаны, поэтому сначала остановимся на неадекватном поведении свидетелей. Коменданта (или управляющего) гостиницы, пришедшие к Есенину В. Эрлих и Устинова, просят открыть его номер.

Комендант Назаров делает это с помощь отмычки, но сразу уходит, даже не заглянув в номер. Но допустим, что он хорошо знал этих знакомых Есенина и им доверял. Эрлих и Устинова входят в комнату и видят висящего лицом к трубе человека.

Задайтесь вопросом, что бы вы сделали в такой ситуации? Лично я не сомневаюсь, что бросился бы к человеку без раздумий, чтобы вытащить его из петли и попытаться спасти. Но не таков бравый Эрлих, каким он себя представляет в своих писаниях. В протоколе Горбова запись показаний Эрлиха выглядит так: "Устинова вскрикнула и оттолкнула меня я увидел что в углу на трубе от парового отопления висел Есенин выбежали с кабинета и Устинова побежала наверх, чтобы сообщить мужу и сообщили администрации".

Комендант Назаров звонит в милицию, и до приезда Горбова никто ничего не делает. Но если они не могли знать, когда повесился Есенин, - может быть, только что, перед тем, как открыли дверь, и его можно было спасти, - то их поведение явно неадекватно. Опять таки могут объяснить, что были в шоке и не знали что делать. Или наоборот, хорошо знали, что Есенин давно мертв? Потому и врача не вызывали, хотя не знаю, существовала тогда скорая помощь, врач которой должен бы констатировать смерть и выдать документ, необходимый для получения свидетельства о смерти. Что-то подобное наверное было.

Далее приезжает Горбов, и записывает в акте: "Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина, в следующем виде: шея затянута была не мертвой петлей, а только одной правой стороной, шеи, лицо было обращено к трубе, и кистью правой руки захватился за трубу, труп висел под самым потолком, и ноги от пола были около 1,5 метров, около места где обнаружен был повесившийся лежала опрокинутая тумба, а канделябр стоящий на ней лежал на полу".

Обратим внимание сначала на то, что труп висел очень высоко, "под самым потолком". Вспомним теперь, что говорил в своем интервью судмедэксперт С. Никитин: "...Судя по фотодокументам, высота потолков - не более 352 сантиметров. <...> Есенин ростом 168 сантиметров стоял на тумбе высотой 150 сантиметров - получается 3 метра 18 сантиметров. Он легко дотягивался до той точки, где был узел".

На снимке - фотография комнаты, где нашли Есенина.
Крестиком помечено место, где крепилась веревка.

Посмотрим теперь на фотографию комнаты. Она взята из газеты того времени, и в пояснении, частично оборванном, все же можем прочитать: " N5 гостиницы, где поселился Есенин. В углу тумба, на которую встал, а затем оттолкнул Есенин. Крестом отмечено место, куда прикреплена была веревка. Обстановка комнаты в точности соответствует моменту...".

Но где же тумба высотой 150 см, т.е. чуть ниже Есенина? Фактически в углу какая-то старинная тумбочка или небольшой письменный стол, и высота ее, скорее всего, 70 см. Самое большее, 80 см. Но это с большим запасом. Можете проверить у себя дома, у знакомых и т.д. - высота обычных столов, тумбочек составляет 70 см.

Далее проверил следующее: мой рост примерно 170 см, близко к есенинскому, при этом, встав на "цыпочки", я смог бы, стоя на полу, надежно привязать веревку на высоте 2 м. Поэтому, стоя на тумбочке, Есенин смог бы привязать веревку на высоте не более 270-280 см. Кстати, на снимке крестиком отмечена именно эта высота! Однако после повешения с помощью этой тумбочки, его ноги от пола были бы ближе 70-80 см, т.е. никак не более высоты тумбочки.

Выходит, и в этом случае лгал судмедэксперт? Лгал да посмеивался, как один из героев рассказов Зощенко, считавший, что "публика-дура не поймет".

А может Горбов что-то напутал, вместо 70 см ему померещилось 150? Или Есенин использовал цирковой трюк, например, в лакированных туфлях влез по трубе под самый потолок, и там все совершил? А вот версия судебного медика С. Никитина: "...кресло, письменный стол и высокая подставка для канделябра привлекли внимание С, Есенина. Они образовали этакую лестницу на Голгофу. Оставалось только взойти по этим ступенькам и дотянуться до трубы парового отопления".

Но какова высота канделябра (так у Горбова), а не подставки для него (как у С. Никитина)? На снимке он находится справа перед тумбочкой. На взгляд автора, высота его не более 30-40 см. Так что в сумме высоты 1,5 м не получается, самое большее 1,1-1,2 м.. И еще очевидное обстоятельство: если даже проявив цирковое искусство, Есенин, стоя одной ногой на канделябре, сумел бы привязать веревку, то, оттолкнув потом канделябр, он явно не смог бы опрокинуть тумбу! Так что опять эта версия не проходит, она не соответствует данным Горбова, а также официальной версии, напечатанной в газете. Не будем брать пример с наших "ученых" экспертов и заниматься выдумками, выходящими за пределы известных и изложенных в первичных документах фактов.

У нас есть официальный документ, есть газета, акт милиционера Горбова, который никто не отменил, поэтому на его основании делаем вывод:

Есенин не мог с помощью гостиничной тумбочки привязать веревку под потолком и повеситься так, чтобы ноги от пола находились на расстоянии 150 см.

Дальнейшая информация из акта Горбова: "При снятии трупа с веревки и при осмотре его было обнаружено на правой руке выше локтя с ладонной стороны порез, на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк...".

Странно, что ничего не говорится о вдавлении и борозде на лбу, ведь на снимке, сделанном после снятия, они явно обращают внимание. Ничего не говорится и об "отверстии" под правой бровью, а оно тоже заметно на снимке. Вообще и Горбов, и Гиляревский, как увидим далее, почти полностью игнорируют состояние глаз Есенина. Вспомним, что Лукницкий утверждал - левый глаз вытек. Интересный момент здесь в том, что сам Лукницкий этого видеть не мог, он мог только обратить внимание, что с левым глазом что-то не в порядке. Мы тоже это можем видеть на снимке маски Есенина.

Так уверенно утверждать Лукницкий мог только со слов очевидца. А им мог быть только Эрлих, его хороший знакомый. 28 декабря 1925 г. Лукницкий записал в дневнике: "В 6 часов (вечера - В.М.) по телефону от Фромана я узнал, что сегодня ночью повесился С. Есенин, и обстоятельства таковы: вчера Эрлих, перед тем, как прийти к Фроману, был у Есенина, в гостинице "Angleterre", где остановился С. Есенин, приехав сюда в Сочельник, чтобы снять здесь квартиру и остаться здесь уже совсем.

Ничего необычного Эрлих не заметил - и вчера у Фромана мы даже рассказывали анекдоты о Есенине. Эрлих ночевал у Фромана, а сегодня утром пошел опять к Есенину. Долго стучал и, наконец, пошел за коридорным. Открыли запасным ключом дверь и увидели Есенина висящим на трубе парового отопления. Он был уже холодным. Лицо его - обожжено трубой (отталкивая табуретку, он повис лицом к стене и прижался носом к трубе) и обезображено: поврежден нос - переносица. Никаких писем, записок не нашли. Нашли только разорванную на клочки фотографическую карточку его сына".

Мы видим, что рассказ Эрлиха сильно отличается от его показаний Горбову. Как он мог утверждать "он был уже холодным", если они с Устиновой сразу "выбежали", и даже, как показал Назаров, "хватаясь за голову в ужасе". Так лгал этот "свидетель", друзьям одно, милиции другое.

Так что о вытекшем глазе мог рассказать только Эрлих, с которым Лукницкий общался и на следующий день. А Эрлих, несомненно, принимал участие, когда Есенина снимали с петли. Снимок Наппельбаума сделан, когда Есенин уже лежал на кушетке, и о глазах еще будет разговор дальше. Горбов почему-то не обратил на глаза внимания.

Еще одна странность, Эрлих говорит об ожоге трубой, но в дальнейшем окажется, что ни Горбов, ни Гиляревский об ожоге ничего не сообщают. Если бы лицо было обожжено горячей трубой, или при касании трубы "мягкие ткани как бы сварились", как придумал С. Никитин, то почему о горячей трубе нет ни в одном официальном документе? В том числе и в заключениях дознавателя Вергея и следователя Бродского. Уже на этом основании версию о горячей трубе следует признать ложной и несостоятельной.

Но все же интересно, почему за нее никто из этих лиц не ухватился? Ответ оказался несложен: в таком случае должна быть обожжена внутренняя поверхность правой ладони, сжимавшей трубу, и в большей степени, чем лицо, просто трубы касавшееся. Следователи это поняли, а вот С. Никитин не догадался, и попался на откровенной лжи. Кроме того, в гостинице ведь жило много людей, и ссылка на горячую трубу, попав в печать, сразу бы вызвала недоверие у тех, кто жил в гостинице, работал там. Т.е. это был факт, который легко было проверить. А о том, как жили в Ленинграде тогда, говорит запись Лукницкого об Ахматовой от 12.12.1925: "Я пришел в 3 часа. Лежала одетая, свернувшись клубочком, и покрытая одеялом. Не читала, потому что было уже темно <...> ток включают намного позже того, как уже стемнело". Так что, если бы в гостинице была горячая труба, этот факт несомненно был бы следствием отмечен в 1925 г.

Окончательный вывод: Труба парового отопления не была горячей, поэтому вдавление на лбу над переносицей от трубы и вдавленная травма (борозда) имеют разное происхождение и причины.

Далее в акте Горбова информации не содержится, и теперь необходимо изучать дело с точки зрения судебной медицины. Единственным документом, на который можно опираться, является акт судмедэксперта Гиляревского. Автор данной статьи не является специалистом в этой области, хотя когда-то знакомился в общих чертах с основными положениями криминалистики и судебной медицины. Теперь же освежить их, применительно к довольно узкому случаю механической асфиксии, нам помогут интернетовские сайты. При этом будем подходить объективно, и руководствоваться здравым смыслом.

Современный подход в таких случаях характеризуется основными положениями: "Чаще всего в практике правоохранительных органов случаи повешения бывают самоубийствами, однако встречаются и убийства, иногда убийства маскируются под самоубийства, а также возможны и несчастные случаи - непреднамеренное попадание человека в петлю. Для дифференциации рода смерти при повешении судебный медик может сделать многое только в том случае, если в петле подвесили уже мертвого человека. При извлечении человека из петли достаточно четко обнаруживаются признаки, которые могут свидетельствовать о прижизненном попадании человека в петлю, а их отсутствие будет свидетельством посмертного подвешивания трупа. Дифференцировать же факт самоповешения живого человека или подвешивания живого человека другими людьми, судебный медик не может. В этом случае им могут быть обнаружены только следы, характерные для борьбы и самообороны - ссадины, раны и т.д.".

Отсюда следует, что опытный судебный медик Гиляревский безошибочно мог определить факт прижизненного попадания в петлю С. Есенина. Но никакой честный судмедэксперт не может утверждать, что "Есенин повесился сам", как это делает С. Никитин. Гиляревского в этом упрекнуть нельзя. Но можно ли сказать, что он честно исполнил свой долг судебного медика? А мог ли он быть абсолютно честным в то время, когда все уже находилось "под пятой" ОГПУ? Честные и прямые люди быстро расставались в то время с жизнью. Поэтому Гиляревский что-то предпочел не заметить, как рану под правой бровью, вытекший левый глаз, состояние правой руки. Или вот фраза в заключении акта: "Раны на верхних конечностях могли быть нанесены самим покойным и, как поверхностные, влияние на смерть не имели".

Однако вспомним, что Гиляревский был опытный медик старой закалки, и руководствовался он теми принципами и основами, что существовали еще до революции.

Эти принципы изложены в лекциях одного из основателей русской научной судебной медицины Я.Б. Чистовича, из них отметим следующее:

"По своей специальности судебно-медицинские исследования поставлены в законе совершенно отдельно от свидетельских показаний. Лицо, которому поручается производить такого рода исследования, прежде называлось сведущим лицом, а с 1863 г. - экспертом. Эксперт есть врач, существующий только для решения научных вопросов по требованию суда или администрации".

"Бывают случаи, когда эксперт имеет предвзятое мнение, подсказанное со стороны, и руководствуется только субъективностью факта, удаляясь от его объективности, потому он неминуемо впадает в ошибку".

"Для того, чтобы врач мог дать точные и определённые ответы, ему должны быть даны точные вопросы, в чём часто грешат следователи. Врачу же предоставляется право требовать разъяснения или дополнения вопросов. Врач-эксперт должен ограничиться в своём исследовании только той стороной, которая касается конкретности данного случая. Надо точно знать границы судебной медицины, и где начинается юрисдикция. Иногда исследование бывает затруднено из-за неясности критериев, тогда у самого эксперта возникает необходимость отдать себе отчёт в достоверности факта, т.е. эксперт перед передачей своих мнений суду, должен спросить себя, убеждён ли он сам в факте. Убеждение может быть полное, достоверное и неполное - вероятное".

Какие вопросы следствие поставило перед Гиляревским, нигде в официальных документах не содержится, но можно с уверенностью считать, что в заключении акта даются ответы на эти вопросы. Достоверно Гиляревский убежден в том, что "смерть Есенина последовала от асфиксии, произведенной сдавливанием дыхательных путей через повешение", и "покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время". Предположительно, т.е. с неполным - вероятным убеждением говорится, что "вдавление на лбу могло произойти от давления при повешении". Эта фраза сильно подрывает доверие к эксперту, т.к. непонятно, что он понимает под вдавлением, ведь там же есть и рана (борозда), и как мы видели ранее, это послужило возникновению "экспериментов" и лживых выдумок о горячей трубе.

Также с неполным - вероятным убеждением говорится о "ранах на верхних конечностях", что их мог нанести сам Есенин. Таким образом, Гиляревский установил, что на момент повешения Есенин был жив, но фактически не исключал возможности применения к нему насилия и нанесения ему ран другими лицами.

Ясно, что и милиционер Горбов, и судебный медик Гиляревский свои первичные дознание и обследование провели неполно, неточно, формально и небрежно. Но ведь не они были главными фигурами в этом деле. Дело на основе этих данных закрывали, как очевидное самоубийство, следователи Вергей и Бродский. А над ними еще были начальники и начальники начальников. Здесь уже вступали в силу законы советской бюрократии. И любая бюрократия, любое чиновничество, как правило, не станет себя утруждать без нужды или приказа сверху. Тщательное расследование могло состояться только в том случае, если бы было указание сверху. Но вместо этого в печати развернулась небывалая компания по очернению Есенина, и все взахлеб, начиная со свидетелей, дававших показания Горбову, и заканчивая людьми, никогда не видевшими Есенина, печатали свои опусы с "доказательствами самоубийства".

Но теперь мы должны рассмотреть аргументы опытного следователя Хлысталова, и определить, действительно ли они несостоятельны с точки зрения судебной медицины?

Первое, на что он обратил внимание, это следы насилия, раны, глубокие порезы, прижизненная травма на лбу, синяк под глазом. Выше мы отмечали, что есть основания полагать, что вытек левый глаз. Имеются свидетельства, что в номере был погром, пропали многие вещи. Есть рисунок художника Сварога, свидетельствующий о насилии. Не исключает такой возможности и акт Гиляревского, там только предполагается, что все эти раны и травмы поэт нанес себе сам, и смертельными они не являлись. После того, как выше мы разоблачили ложь о горячей трубе, версия о том, что в номере происходила борьба или Есенина избивали, или хотя бы то, что ему нанесли раны и травмы, не может отвергаться с такой легкостью, как это делают современные судмедэксперты.

При этом они с такой же легкостью и без всяких оснований отвергают основные положения своей же науки - судебной медицины, гласящее, как мы видели выше, что в таких случаях "могут быть обнаружены только следы, характерные для борьбы и самообороны - ссадины, раны и т.д.".

Поэтому с полным основанием утверждаем: имеются многочисленные травмы, ссадины, раны, синяки, происхождение которых не может быть объяснено действиями самого Есенина.

Другие подозрения Хлысталова, которые касаются странгуляционной борозды (на половине шеи, что она одна, а должно быть несколько), состояния после снятия из петли (бледный, а не багровый, или синюшный цвет лица, не высунут язык и т.п.), с точки зрения судебной медицины следует признать несостоятельными.

Снова процитируем существующие положения: "Петля на шее повесившегося располагается не горизонтально, а косо-восходяще в сторону узла.

В результате многочисленных практических наблюдений судебными медиками сделаны выводы, что при повешении возможны несколько вариантов механизмов воздействия на человека повреждающего фактора - петли.

В зависимости от жесткости материала, подвижности петли, положения узла, веса и позы жертвы, резкости смещения опоры из-под ног жертвы и некоторых других обстоятельств могут превалировать различные механизмы смерти.

Чаще других при умеренно жесткой веревочной петле с подвижным узлом, расположенным сзади, происходит следующее: давлением петли корень языка оттесняется кзади и закрывает просвет гортани; прекращается доступ воздуха в дыхательные пути и развивается гипоксия.

При сильном давлении на сосудисто-нервный пучок с левой или правой стороны шеи возможно нарушение циркуляции крови в головном мозге, вследствие чего и наступает смерть".

"При резком смещении опоры из-под ног жертвы и большом весе тела, при действии полужесткой или жесткой петли возможно значительное повреждение позвоночника и спинного мозга в шейном отделе. Шок, развивающийся при такой травме, может быть причиной смерти.

При быстром наступлении смерти от шока или сдавления сосудисто-нервного пучка ярких признаков асфиксии при исследовании трупа не обнаруживается".

Из этих положений следует картина смерти Есенина, на первый взгляд, согласующаяся с данными Горбова, Гиляревского, и фотодокументами. Петля была веревочная, относится к полужестким, имела два оборота, нечто вроде подвижного узла образовалось справа и сзади. Поскольку ярких признаков асфиксии нет (что отметил Хлысталов), смерть наступила быстро, в течение секунд. Повреждений позвоночника, спинного мозга в шейном отделе не обнаружено, не повреждены даже хрящи гортани. Отсюда следует, что смерть произошла от сильного сдавления сосудисто-нервного пучка с правой стороны шеи. Поэтому и странгуляционная борозда наиболее выражена с этой стороны. Поскольку петля располагалась выше кадыка, то в этом случае "давлением петли корень языка оттесняется кзади и закрывает просвет гортани", но смерть все же происходит раньше, чем "прекращается доступ воздуха в дыхательные пути и развивается гипоксия". Поэтому состояние Есенина после снятия из петли не соответствует ожидаемому Хлысталовым, но вполне соответствует известным фактам и положениям судебной медицины.

Вместе с тем, это приводит нас к важному заключению: резкого смещения опоры из-под ног Есенина не было, т.к. отсутствуют характерные для этого случая повреждения. А следовательно не было и клонических судорог, о которых фантазировал судмедэксперт С. Никитин, пытаясь этим объяснить все травмы.

А между тем много непонятного остается в акте Гиляревского. Например, утверждается даже, что "рот сжат, кончик языка ущемлен между зубами". Но на фотографии 1 ясно видно, что рот приоткрыт, а кончик языка незаметен. Может, он был прикушен в какой-то момент? С другой стороны, если рот был сжат, мог ли Гиляревский его разжать, чтобы определить состояние языка? По опыту мне известно, что сразу после смерти мышцы, в том числе челюстные, расслабляются, и если покойнику не подвязать челюсть так, чтобы рот был закрыт, то потом уже его невозможно закрыть, и приходится хоронить в таком положении. Сам же Гиляревский определил, что в петле Есенин пробыл долго. Поэтому рот зафиксировался в приоткрытом положении, и закрыть его уже не смогли, это видно на снимке похорон в Москве.

Особенно четко это видно при двойном увеличении снимка. Также видно, что все прежние повреждения загримировали, и их не видно, кроме травмы на лбу в районе переносицы. Она настолько глубока, что никакой грим не помог. И что об этом могли думать родственники и близкие, стоявшие близко и все видевшие?

Но почему же опытный и знающий судебный медик Гиляревский пишет, что "рот сжат, кончик языка ущемлен между зубами", это же явно не соответствует действительности?

Мы привыкли думать, что в то время все или почти все были либо агентами, либо осведомителями, либо еще как-то подчинялись указаниям "органов". Да, вся жизнь протекала под незримой "пятой" ГПУ, фактически бывшей политической полицией. Но вряд ли Горбов и Гиляревский с радостью этому подчинялись. Их заставили заниматься этим грязным делом по долгу службы. И вот таким демонстративно небрежным, неполным, неточным исполнением актов, они сознательно или подсознательно отразили свое неверие в самоубийство Есенина. В то же время проведенный выше анализ показывает, что основные факты, говорящие об убийстве, в этих актах отражены!

Это о себе пишет Гиляревский, это ему сказали или намекнули, "закрой рот, и прикуси язык"! Думаю, в глубине души и Горбов, и Гиляревский надеялись, что придет время, знающие и честные люди поймут и разберутся, почему они составили акты именно так. А вместо этого, мы до сих пор имеем "специалистов" и "есениноведов", любыми способами продлевающих ложь и делающих на этом карьеру.

Если было задумано убить Есенина и инсценировать самоубийство, то продумывалось и то, кто и как будет расследовать. И при этом заказчики наверняка тоже изучали азы судебной медицины, и знали, что повешение труднее всего отличить от самоубийства, если повесить еще живого человека. Такое задание и было дано исполнителям. Но что-то всегда идет не так. Есенин боролся до конца, он был человек, с детства не любивший уступать, сдаваться обстоятельствам. Осталось множество следов и улик. Исполнители сделали свое дело, как смогли, а все остальное уже обеспечивал заказчик. И все же вряд ли кто мог ожидать, что такое грязное дело не раскрылось бы при тщательном изучении. Поэтому никого и близко не подпускали те, кто был в этом заинтересован. А теперь и их наследники, - литературные, всю жизнь писавшие о самоубийстве, судебно-медицинские, - думающие, что таким образом защищают честь своей науки, а на самом деле ее позорящие, и те, кто у власти, - которым и так столько пришлось признать грехов и преступлений прежних властей, что давно надоело за это каяться, а то и расплачиваться..

Осталось рассмотреть еще один аргумент Хлысталова, касающийся обстоятельства, отмеченного и в акте Горбова. Правая рука Есенина, захватившая трубу. Совершенно правильно утверждение Хлысталова, что при наступлении смерти мышцы расслабляются, и у висящего в петле человека руки должны тоже висеть вдоль тела.

Это соответствует современным положениям судебной медицины о механической асфиксии: "...смерть при повешении наступает от нескольких факторов. Кроме прекращения (иногда частичного) поступления воздуха, чему способствует смещение кзади и кверху языка, закрывающего просвет гортани, важное значение имеет сдавление сосудов шеи (сонных артерий и яремных вен). Иногда роковую роль играет сдавление нервных стволов шеи и сино-каротидного узла. Резкое сдавление шеи, приводя к комплексу изменений, повышает внутричерепное давление и приводит к потере сознания через 1-2 сек., а затем к расслаблению мускулатуры и прекращению дыхания".

Но может быть, Горбов зачем-то вводит в заблуждение, и на самом деле этого не было? Да нет, и на снимке видно, что после снятия с петли правая рука осталась согнутой, в отличие от левой. И на снимке Есенина в гробу заметно, что правая рука "висит" в воздухе, а не сложена на груди. Этот факт до сих пор ни один судебный медик, начиная с Гиляревского, никак не объяснил. Они его просто игнорируют.

Поэтому вполне правомерен вопрос Хлысталова: "Не произошло ли окоченение раньше, а потом повесили труп?". Но в этом случае лжет Горбов, утверждающий, что "правая рука захватилась за трубу"? И уголовное преступление совершает Гиляревский, потому что в таких случаях судебный медик не может ошибиться? Существуют также версии, что акт Горбова и акт Гиляревского - подделки, и т.д. Но выше мы уже договорились, что будем придерживаться официальных первичных документов, хотя тоже относиться к ним критически, если можно установить, что в них есть утверждения, явно противоречащие точно установленным фактам и фотодокументам.

Поэтому согласно заключению Гиляревского необходимо принять тот факт, что Есенин был жив в момент повешения. Но означает ли это, что он повесился сам? Нет, этого Гиляревский не утверждает. Попытки современных "экспертов" дополнить Гиляревского и "доказать", что было самоубийство, как показано выше, полностью несостоятельны.

А чем же вызваны эти попытки? И вообще, каковы экспертные возможности в решении юридического вопроса о роде смерти? Согласно положениям современной судебной медицины для рассматриваемого случая они следующие: "При повешении в процессе расследования всегда решается вопрос о роде смерти. Чаше всего это самоубийство, однако, бывают и случаи убийства. Поэтому судебно-медицинский эксперт особое внимание уделяет повреждениям на одежде и теле, характерным для борьбы и самообороны, положению тела и особенностям места происшествия, возможности самостоятельно дотянуться до места закрепления петли и способу затягивания узла".

Отсюда следует, что на место убийства или самоубийства должна выезжать следственная бригада, в составе которой кроме следователей, должны быть криминалисты и судебный медик. В 1925 г. был только милиционер Горбов. Очевидно, что подобное положение идет от дореволюционных времен, т.к. в лекциях Чистовича указывается: "...закон различает случаи, когда исследование на месте возможно, и такие, когда предмет исследования и его сущность не изменятся от переноски на другое место, а потому и позволяет это делать. То место, откуда предмет переносится, должно быть весьма подробно осмотрено и описано. Если это оп